Стоит ли бояться «русского медведя»?

С XVI века медведь всё чаще появляется на картах, как символ России. Однако главную роль в закреплении этой ассоциации сыграли британские карикатуристы. С середины XIX интересы британцев и России постоянно сталкивались — то в Средней Азии (это противостояние получило название «Большая игра»), то в Крыму, то в Европе, то на Дальнем Востоке. Героями карикатур постоянно становились английский лев и русский медведь.

Взять, например, карикатуры времён «Большой игры». Вот афганский эмир стоит между Медведем и Львом, а снизу подпись: «Спасите меня от моих друзей!» Вот Медведь сел на Кошку (Персию), и за этим недовольно наблюдает Лев (подпись так же иронична: «Как среди друзей»).

А вот французская карикатура 1893 г. по поводу Франко-русского союза. На ней в одной постели изображена голая девушка-Франция, коварно ласкающая русского Медведя. Подпись: «Скажи-ка, дорогуша, я отдам тебе сердце, но получу ли я твою шубку зимой?»

Казалось бы, что плохого в образе медведя? Однако англичане трактовали его совершенно в определённом ключе: Россия — дикая нецивилизованная страна, не шибко умная, неуклюжая, доверчивая и покорная, если её держать на поводке, но опасная, если её разозлить или не сдерживать.

В этом плане весьма показательно стихотворение Р. Киплинга «Мировая с Медведем». В нём рассказывалась история покалеченного кашмирского охотника, который однажды пожалел умоляющего его медведя и не выстрелил — за что тут же жестоко поплатился. В юности я не увидел в этом стихе никакой подоплеки, однако она там была, и самая конкретная.

«Мировая с Медведем» была написана в августе 1898 года. В том году Россия участвовала в конфликте в Маньчжурии и попросила Британию вывести свои войска из Порт-Артура. Англичане поначалу согласились, пока не узнали, что Россия тайно собралась закупить корабли у Германии — злейшего врага Британии. Кроме того в том же августе 1898-го император Николай II предложил созвать в Гааге первую «мирную» конференцию, чтобы принять на ней более гуманные правила ведения войн, а также запретить самые бесчеловечные виды оружия (вроде разрывных пуль или газов).

Вот верный «певец Британской империи» Киплинг и пытался своим стихотворением предостеречь Европу от излишней доверчивости к России. Он говорил, что хотя стихи основаны на реальных фактах, они, прежде всего, «аллегория вступления России в цивилизованную Европу». Посылая «Мировую с медведем» в «Таймс», он просил напечатать стих не в литературной, а политической колонке. Киплинг писал: «Мне нужна колонка в „Таймс“, чтобы достучаться до людей добропорядочных, которые верят, что Россия может вести себя цивилизованно».

Р. Киплинг «Мировая с медведем» (пер. А. Оношкович-Яцына):

…Когда на дыбы он встанет, человек и зверь зараз, Когда он прикроет ярость и злобу свинячьих глаз, Когда он сложит лапы, с поникшей головой. Вот это минута смерти, минута Мировой.

Беззубый, безгубый, безносый, прося прохожих подать, Матун, ужасный нищий, повторяет всё то же опять. Зажав меж колен винтовки, руки держа над огнем, Беспечные белые люди заняты завтрашним днем.

Снова и снова всё то же твердит он до поздней тьмы: «Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».

Впрочем, мнение Киплинга о России хорошо было выражено ещё в рассказе «Бывший»: «Поймите меня правильно: всякий русский — милейший человек, покуда не напьется. Как азиат он очарователен. И лишь когда настаивает, чтобы к русским относились не как к самому западному из восточных народов, а, напротив, как к самому восточному из западных, превращается в этническое недоразумение, с которым, право, нелегко иметь дело».

Интересно, что в 1911 году Яков Прилукер, эмигрировавший из России в Британию, издал книжку в картинках, где постарался примирить английского льва с русским медведем. Правда, в довольно своеобразной манере — по сюжету именно лев помогает медведю освободиться из клетки (надо понимать, клетки «варварского тоталитаризма…»).

Образ «русского медведя» — дикого и тупого — прекрасно использовали и другие «европейские партнёры». Например, в немецком журнале 1942 года нарисована карикатура, изображающая Советский Союз в виде ревущего от боли медведя, потерявшего свою лапу, которая символизировала захваченный нацистами Севастополь. А вот латышская карикатура 1991 года, злорадствующая по поводу распада СССР — на ней медведь в фуражке приходит к доктору с жалобой: «Доктор, мне кажется, я медленно распадаюсь». Интересно, что медведь на обоих рисунках не страшен, а жалок, более того — в нём явно просматриваются свиные черты…

Карикатуры, конечно, обидные, однако к самому медведю русские хуже относиться не стали. Напротив, приняли этот символ, заложив в него исключительно позитив. Да, мы огромны, но отнюдь не глупы. Мы сами разберёмся, как нам жить в своей «тайге», а вот злить нас, действительно, не стоит… Недаром медведь стал символом пропрезидентской партии «Единая Россия». Её конкуренты — «Справедливая Россия» — тут же взяли на эмблему тигра — единственного серьёзного соперника бурого медведя в природе.

Но, наверное, самым симпатичным «русским медведем» стал символ Московской Олимпиады 1980 года. Выбрать на роль олимпийского символа «родного» медведя Госкомитет решил ещё в 1977 году. Советским художникам был кинут клич — подготовить эскизы, где бы Мишка воплощал в себе силу, удаль и доброту.

В итоге победил эскиз Виктора Чижикова, который прозвали Медвежонком Мишей, хотя по словам художника полное имя героя было Михайло Потапыч Топтыгин. Единственной нерешённой проблемой оставалась традиционная олимпийская символика, которая обязательно должна была присутствовать на персонаже. Чижиков вспоминал, что идея пришла ему буквально во сне — и на Мише появился знаменитый пояс в цветах пяти частей света и с застёжкой в виде олимпийских колец.

Олимпийский медвежонок тиражировался везде — на значках, кружках и открытках, в мультфильмах и в виде игрушек… Но особенно эффектно он выступил на церемонии закрытия Олимпиады. Одной из «фишек» церемонии был огромный «экран» из четырёх с половиной тысяч живых людей, которые в нужном порядке поднимали цветные щиты, образуя определённую картинку — в том числе и Медвежонка. Когда олимпийский огонь погас, по щеке Миши пробежала трогательная слеза. Эта творческая идея возникла случайно, когда во время одной из репетиций кто-то забыл поднять свой щит.

Однако самый трогательный момент наступил позже, когда над стадионом поднялась большая резиновая кукла Медвежонка, наполненная гелием, и улетела в небо под звуки песни Пахмутовой и Добронравова «До свиданья, наш ласковый Миша». Кстати, летать вертикально кукла научилась лишь тогда, когда ей утяжелили ноги, а к лапам привязали воздушные шары…

Совершив свой прощальный полёт, Миша приземлился на Воробьёвых горах. Какое-то время кукла стояла на ВДНХ, а затем её поместили на склад, где самого доброго «русского медведя» символично съели крысы…

Продолжение следует…